Актёр Валерий Яременко считает, что он не звезда, а просто узнаваемый артист.
Гибкий, стремительный, тактичный, самоироничный Валерий Яременко только что закончил репетицию в новом спектакле, где он играет самого Бориса Годунова. И уже готов беседовать. В одну минуту все оказалось на своих местах: и стулья, и стол. И даже карандаш – вдруг пригодится?

Валерий, насколько для вас важен литературный материал?

Важен, конечно. Но для меня гораздо важнее, с каким режиссером приходится работать над этим материалом. Например, прочел я пьесу Вуди Аллена «Бог» и, признаюсь, не совсем понял: зачем это ставить сегодня в Моссовете? Тогда режиссер Виктор Шамиров подсказал, что можно взять первоисточник и переписать его, адаптировав под наш российский менталитет. У нас был долгий, но весьма интересный период творческого переписывания.
В результате, можно сказать без ложной скромности, мы примерили на себя корону драматурга. Как-то я намекнул режиссеру, что и роль маленькая и невыигрышная, монолог бы, что ли, какой добавить? Мы восполнили пробел, сочинив монолог, который на сегодняшний день стал визитной карточкой моего персонажа. А собирали мы этот «шедевр» из разных гламурных журналов, буквально на живую нитку нанизали по одной фразе. Получилось некое лоскутное одеяло, в которое я на сегодняшний день весьма органично кутаюсь. Скажу по секрету: ловлю при этом особый кайф. На мой актерский вкус наша пьеса по Вуди Аллену вот с такими вкраплениями превзошла первоисточник. Думаю, если бы автор увидел наш спектакль, то был бы горд и за себя, и за нас.
Свое предпочтение я отдаю в первую очередь именно режиссеру. Свежий пример: – режиссер Юрий Еремин из двух драматических произведений Алексея Толстого «Царь Федор Иоаннович» и «Смерть Ивана Грозного» умудрился создать свое царство «отца и сына», купировав текст так, что нам, актерам, порой становилось и страшно, и больно… Сегодня, отыграв пятый спектакль, я понимаю, что эти жесткие меры оправданы. Ведь в результате получилось глубокое произведение и для ума, и для сердца.
Хотя, уверен, наверняка найдется зритель, который придет на этот спектакль с книжкой Толстого, чтобы перепроверить: а все ли сказано?

По жанрам вы многообразны и многосторонни, слышала, что даже на подиуме работали?

Ну, это громко сказано – обыкновенная акция. «Дом Романовых» представлял одежду для брутальных мужчин. Вот в этой роли я и выступил тогда. Когда шел по этому длинному подиуму, то поймал себя на мысли: я – как Путин. Столько света фотовспышек мне не доводилось на себе выдерживать никогда! А представляли мы обыкновенных мужичков с автомойки.

А были какие-то роли в Театре Моссовета, от которых вы отказывались?

От Лариосика в «Белой гвардии» отказался. Вот если бы ее предложили, когда я только пришел в театр! А к тому времени, когда поступило предложение, из штанов Лариосика я уже вырос. Герои не стареют.
Стареют актеры, которые их играют. А в нашем театре случаются примеры тому, когда актеры в силу многих причин забывают, что они уже дедушки и бабушки своим персонажам.
Мне глубоко несимпатичны тридцатилетние Ромео. Помню, был отказ от младшего сына «мамаши Кураж». По той же причине. А однажды я отказался от второй роли, потому что претендовал на первую. Но буквально через месяц обстоятельства жизни, его величество случай, а может быть, и силы судьбы, подарили мне возможность приступить к репетициям над ролью Стэнли Ковальски.
Смею надеяться, что сегодня я нахожусь в том статусе, когда меня должны услышать и понять.
Недавно случилась долгожданная премьера – в пьесе «Царство отца и сына», где наконец-то я вышел на сцену в образе Бориса Годунова. Отчетливо осознаю, что мне повезло по-крупному!

Тяжело играть роли после признанных звезд – Виталия Соломина, Армена Джигарханяна?

У меня никогда в жизни не существовало подобных проблем! У каждого своя трактовка, например, мой Кречинский – совершенно иная психофизическая структура, она отличается от того образа, который играл Виталий Мефодьевич.

Но создать собственное тяжело?

Наоборот. Можно посмотреть, прочитать, сделать правильные выводы (что хорошо, что плохо на мой вкус). И постараться не цитировать уже созданное, а предложить что-то свое.

Вашему сыну вы разрешаете смотреть телевизор?

Стараюсь этого не делать. За исключением тех передач, которые приводят Кузьму в восторг. К примеру, конкурс детского Интервидео мы всей семьей проскакали с микрофонами в руках и криками «ура»! А вот от тех телевизионных картинок, которые могут ему повредить, мы с женой стараемся оградить нашего малыша. Ведь так хочется сохранить ангельские крылышки, которые мы видим за его спиной! Сегодня его кумиры – «Смешарики». Скажу по секрету: я тоже на них подсел.

Вы одно время увлекались лепкой.

Дела давно ушедших дней! Я пришел в театр и пополнил ряды ожидающих: когда же произойдет это чудо и меня заметят? Чтобы не сойти с ума, я свой творческий потенциал направил на прикладное искусство. Лепил, делал разные коллажики, друзья-коллеги собирали мне флакончики от духов, то был прекрасный материал для моих поделок. Но все это была вынужденная сублимация.
Мне хотелось создать хоть какие-то образы если не на сцене, то хотя бы под крышей театральной общаги!
Ну а сегодня я с Кузьмой Валерьевичем леплю из пластилина, рисую, складываю пазлы. И с радостью проживаю волшебный ренессанс своего детства.

Вы замечательно поете, танцуете… Отчего не принимали участие в разнообразных шоу со звездами, таких, как «Ледниковый период», «Две звезды»?

А я не звезда. Звезда – это тот человек, которого все знают, желают постоянно лицезреть. А про меня можно сказать: «Какой-то артист, но вот фамилию, простите, не помню». Вот если бы было шоу «Неизвестные таланты», я бы мог рискнуть. Не могу удержаться, все-таки похвастаюсь. Я катался на коньках с самой Навкой!

Оказывается, у Татьяны было три партнера, а показали лишь двоих?

Просто Марат Башаров в силу дружеских отношений уговаривал Первый канал принять меня. И один день я катался с Таней. Но даже если бы я имел моральное право принимать участие в «Ледниковом периоде», отказался бы. У меня была серьезная травма ноги, и я не могу позволить себе в силу своего здравомыслия выйти на лед и долбануться. Я откровенно сказал об этом Марату. Даже если бы я был здоров, то все равно не смог бы: моя жена ждала ребенка, билеты в Австрию лежали в кармане. Там мы должны были гулять и ожидать наше чудо – Кузьму! Он просто обязан был появиться в любви, гармонии и при полном моем свободном времени.
Но Марат был непреклонен. И я сдался на часок. А вот теперь могу повсюду хвастать, что я с самой Навкой проехал на своей здоровой дружеской ноге!

О какой роли мечтаете? Сыграть Нахимова, Шмидта? Героев-севастопольцев, в конце концов?

Скоро будет запись передачи «Жизнь прекрасна» у Швыдкого, где я спою «Севастопольский вальс». Это будет и мой Нахимов, и матрос Кошка, и мальчик Валера Яременко. У меня есть возможность спеть именно «Севастопольский вальс» и почувствовать себя героем Севастополя. Сказать «люблю» дорогому городу.
А сыграть хотелось бы тему – человека-перевертыша, как в «Notre Dame de Paris». Изгоя, в котором сошлось несоответствие внешнего и внутреннего.




Газета "Вечерняя Москва", 11 февраля 2010 год.